Не прошло и месяца, как «Вечерка» открыла проект «Мы – победители!», а уже обозначилась обратная связь. «С 1957 года живем в Первоуральске, и ни одного года не были без вашей газеты, вот и решилась выполнить свою мечту – описать жизнь моих родителей, военное детство», – с такими словами в редакцию пришла 86-летняя Валентина Ржанникова. Выслушав историю Валентины Николаевны, мы не могли не поделиться ее подробностями с читателями.
Поют, поют и заревут
Не прошло и месяца, как «Вечерка» открыла проект «Мы – победители!», а уже обозначилась обратная связь. «С 1957 года живем в Первоуральске, и ни одного года не были без вашей газеты, вот и решилась выполнить свою мечту – описать жизнь моих родителей, военное детство», – с такими словами в редакцию пришла 86-летняя Валентина Ржанникова. Выслушав историю Валентины Николаевны, мы не могли не поделиться ее подробностями
с читателями.
От голода – в Сылву
Валентина Ржанникова большую часть жизни, более полувека, прожила в нашем городе, но самые первые годы провела в Дегтярске. Жила там с мамой, папой и сестрой Лидой. В марте 1941 года Вале, она была старшей, исполнилось 7 лет. Через три месяца гитлеровская Германия без объявления войны вероломно напала на СССР. Детство Вали закончилось, вернее, его оборвали, как и у сотен тысяч других советских мальчиков и девочек.
– Подробности воскресенья 22 июня я уже не помню, – говорит Валентина Ржанникова. – Только плач и рев – это помню.
Отец, Николай Жуков, рвался на фронт, но получил бронь как шахтер. Работал по 12 часов в забое, мама, Антонина Андреевна, инвалид II группы из-за сердечного заболевания и врожденной астмы, сидела с детьми. Было голодно, и чтобы хоть как-то прожить, Антонина Жукова с дочерями ухала в Сылву к своим родителям, а Николай Павлович остался в Дегтярске – навещал семью раз в неделю, в единственный выходной.
– Со второго класса мы ходили в колхоз полоть, вырывать овощи, – вспоминает Валентина Николаевна. – Турнепс нарастет, так мы вдвоем его из земли тащили, и не могли – падали. После того, как колхозники убирали, жали вручную пшеницу, мы, дети, с мешками на груди собирали по счету колоски. Я как-то набрала триста штук, меня очень хвалили. Мы с сестрой все время были заняты, бегали по соседям: мыли полы, носили воду, топили печку старикам.
Играли в «Разлуку»
В Сылве, по словам пенсионерки, жили голодно, но дружно. Часто у Жуковых собирались соседи.
– Мама хорошо пела, – говорит Валентина Николаевна. – Помню, уже поздно, а у нас на завалинке собираются люди. Поют, поют – заревут. Помню, играли в «Разлуку». Это когда пара разбегается в разные стороны, а потом соединяется. Суть в том, что схватиться за руки ей мешает пара, которая галит. Если ты не поймал руку, то хотя бы схватись за одежду. Так тетя Поля Рыбникова проиграла. Помню, она упала на траву, и как она рыдала. Ее мужа забрали на фронт из-за праздничного стола на свадьбе, она даже женщиной не стала. А очень красивая она была. Ее муж с войны так и не вернулся. Ее уговаривали, но тетя Поля так и прожила всю жизнь – ни детей не было, никого.
Война, общее горе не разделяло, а наоборот – сближало людей.
– Все делились чем можно: похлебка осталась – похлебкой, картошка – картошкой, – вспоминает женщина. – У нас огород был, капуста, картошка, а хлеба мало было. Давали по норме кукурузный, который завозили в магазин раз в неделю. Он был желтый и рассыпался. Ели щавель, который мешками собирали в лесу. Ели саранки – луковицы лилии, крупянки – молодые шишки пихты, пестики пихты, молодые побеги елок, ели жмых. Самое любимое наше блюдо было – лук с солью, хлебом и квасом! На праздниках – а отмечали и день Великой Октябрьской социалистической революции, и Рождество Христово – ходили к друг другу из дома в дом. На столах квашеная капуста стояла, брага. Но пили очень умеренно, пьяных, чтобы они на улице валялись, я никогда не видела.
Людей отличал, как сейчас бы сказали, высокий моральный дух.
– И даже в голодное время у нас не было воровства, – говорит Валентина Николаевна. – Если в семье появился вор, это позор для всей семьи. Нас строго наказывали, если мы бегали в поле воровать горох.
Откуда советские люди черпали силы? Верили в Христа и Сталину верили.
– Мы с сестрами крещеные, в доме висели иконы. Бабушка и дедушка как жители села были верующие, мама и папа, как городские – нет, – говорит Валентина Ржанникова. – Портрета Сталина в доме не было, он висел в школе. О Сталине думали только хорошее. После войны только и было сообщений, что о снижении цен. Репрессии? Мама была дочь раскулаченных. В Сылве раскулачили несколько человек, а потом извинялись. У нашего деда решением сельсовета забрали амбар – большой такой ящик под зерно – и самовар, но потом через три дня обратно притащили: «Андрей Матвеевич, ты прости нас». Ну, простые же наши люди раскулачиванием занимались, как говорится, заставь дурака… Богатых в Сылве особенно и не было.
«А я проживу!»
В 1943 году на шахте в Дегтярске, где работал Николай Жуков, произошел взрыв.
– К маме потом приходил шахтер: «Тоня, если бы не твой Коля, то сколько бы нас полегло». Оказывается, папа знал, что один взрыв задержался и нужно подождать. Сдав смену, он предупреждал об этом более молодого шахтера, который смену принял. Но тот – с высшим образованием, не послушал: мол, сдал смену и иди. Они чуть не подрались тогда. Молодой погиб, и с ним еще семеро. А отец большинство со смены не пустил в забой, но сам пошел, непонятно почему.
Николай получил серьезную травму: потерял глаз, глазной нерв надорван был.
– Голова у отца сильно болела, но он не унывал, – рассказывает дочь. – Помню, мы шли по лесу, он худой, высокий. Он, видимо, думал о том, что ему врач сказал: «Если не будете беречься, вы и году не проживете». И тут отец как крикнул: «А я нахалом десять лет проживу!»
В 1944 году у Жуковых родилась дочь Людмила.
– Помню, как папа на лошади едет, – говорит Валентина Николаевна. – Люсю, ей шесть месяцев было, мама подает ему в руки на лошадь. Он никогда у нас не выпивал. Один раз увидела, как он выпил в мой день рождения, и я сильно плакала по этому поводу.
Казалось, вот все наладится, но…
– Еще до травмы, когда он приезжал в Сылву из Дегтярска, а мужчин в деревне почти не осталось, папа всем помогал. Усталый, а из Шали до Сылвы восемь километров пешком, он спешит, чтобы повидать семью в единственный свой выходной, а у нас по улице все уже выглядывают. Тебя Дуся: «Ой, Николай Палыч идет! Скоро мне дрова наколет!» Он ей нарубит дрова, другой – принесет воды. И после травмы все это продолжалось, хотя ему нельзя было. Однажды папа, когда он уже ушел с шахты и жил в Сылве постоянно, зашел домой, было это 22 октября 1944 года, и сильно ударился головой о притолоку: еще не привык, как городской житель, нагибаться. На следующий день он скончался, – вздыхает Валентина Николаевна.
После похорон Николая Жукова Антонина Жукова на два месяца слегла в больницу с сердцем.
Похлебочка холодная…
Поскольку из-за слабого здоровья Антонина Андреевна не работала, в дом Жуковых постоянно приводили детей и подростков, которые остались без родителей и которых потом, через некоторое время, определяли в детский дом как сирот.
– Три-четыре ребенка постоянно жили у нас, – вспоминает Валентина Ржанникова. – Одного мальчика семи лет нашли, так у него волосы шевелились от вшей. Увезли его в баню, парили, мыли, одежду сожгли. Дедушкины кальсоны ему надели, рубаху, а потом опять то же самое. Парили второй раз… и он жил у мамы. Очень просил нас не отдавать его в детдом. Все время пел песню: «Мамочка неродная – похлебочка холодная. А мать была б родна – щей горячих налила». А мама расстроится, у нее с сердцем плохо: «Ваня, я не могу тебя взять. Своих трое – очень мне тяжело». А он опять петь: «похлебочка холодная»… Мама заревет, а я его кулаком под дых, подзатыльник ему дам.
Подобные истории, кстати сказать, начались еще в Дегтярске. Когда началась война, есть было нечего, жители ездили искали продукты кто где сможет. Соседка Жуковых по лестничной площадке, чей муж ушел на фронт, как-то отправилась раздобыть муки, оставила двух детей Антонине и Николаю.
– Сказала, путь побудут немножко, – говорит Валентина Николаевна. – И пропала на полгода. И ее дети, девочка и мальчик, у нас настолько привыкли, что когда мать приехала, ревели, не хотели к ней возвращаться.
Главное, что вернулся
Где она находилась 9 мая 1945 года – дома или в школе – Валентина Ржанникова сейчас уже и не помнит. Зато врезалось в память, как возвращались с войны солдаты.
– Один придет – бегут его встречать всей деревней. Потом праздновали, – говорит она. – Очень много было безногих, на каталках. Но радовались, хоть и без ноги, но вернулся, а вот тетя Поля все плакала.
Людей, переживших войну, удивляет и огорчает то, что в мирное время люди не ценят того, что имеют.
– Сейчас думаю, насколько люди были тогда порядочней, чище, добрее, отзывчивей, чем сейчас, – говорит Валентина Николаевна. – Однажды в деревню лаборантку прислали, пришлая она. Так я помню разговоры: «Тася, ты зайди, у нее ведь никого нет». И этой девушке столько нанесли. Она смеялась потом, что, мол, куда мне столько… Но каждый зашел, она же пришлая. Очень хорошие люди…
Андрей Попков
Фото автора